МЕЧТА О ДОКАЗАТЕЛЬСТВАХ

Эта блоговая запись является первой частью цикла из шести записей. Войти в другие записи можно, щелкнув на их названия выше.

Издание Ассоциации датских психологов, “Psykolog Nyt”, недавно опубликовало статью автора этих строк “Drømmen om evidens”. Хотя в буквальном переводе на английский язык это название звучит как «Мечта о доказательствах» (The Dream about Evidence), кто-то скорее написал бы “Dreaming about Evidence” (Мечтая о доказательствах). И все же эти два варианта перевода не являются равноценными. “Dreaming about Evidence” ярче, оно вызывает действие, побуждаемое ясно выраженным смыслом, принципом WYSIWYG (что видишь, то и получишь). В сравнении с ним “The Dream about Evidence” кажется немного неуклюжим, но не в датском языке, где “Drømmen om evidens” звучит совершенно гладко. Все же именно эта неуклюжесть “The Dream about Evidence” и заставляет читателя остановиться, задуматься, а нет ли здесь скрытого смысла. Хотя мы, возможно, желаем проявления всех смыслов, это не всегда происходит. А потому, какой же выбрать?

Для читающих по-датски эта статья, опубликованная в “Psykolog Nyt”, доступна на сайте Ассоциации датских психологов в artikelarkiv и на сайте Tutti–Nove, tracing the unconscious в Drømmen om evidens.

Эта сложная задача – в данном случае один из переводов – хорошо согласуется с темой статьи, в центре внимания которой, как указывает ее название, доказательства, доказательства в их связи с психиатрией. Выражение “доказательная практика” является мантрой наших дней, и не всегда легко распознать, какое доказательство что именно доказывает. “Drømmen om evidens” пытается в этом разобраться. Настоящая серия блоговых записей включает в себя английский перевод статьи, а также отрывков, не включенных в печатную версию.

Статья начинается с утверждения о том, что психиатрия мечтает о способности ставить такие же точные, научные и эффективные в лечении, к которому они приводят, диагнозы, как самые эффективные практики в соматической медицине. Около шестидесяти лет назад американские психиатры представили некую диагностическую систему, которая должна была помочь мечте стать реальностью. С тех пор она известна под своей аббревиатурой DSM (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders/Руководство по диагностике и статистике психических расстройств). DSM считается катастрофой и с научной, и с человеческой точки зрения: “DSM способствует дегуманизации психиатрии, принося науку в жертву прагматизму”.

Кто-то, возможно, остановится на этом месте и повторит слова, сказанные одним русским психиатром после лекции в Санкт-Петербурге: “Кому есть дело до DSM? Мы никогда им не пользуемся. Во всяком случае, что касается меня”. Тем не менее, DSM сегодня является основным справочным источником во всем мире. Оно оказывает влияние на подход к психическим заболеваниям как специалистов, так и непрофессионалов. Достаточно веская причина для того, чтобы, по меньшей мере, на секунду критически задуматься об этом Руководстве.

Для объяснения своей точки зрения датская статья привлекает ПТСР (Посттравматическое стрессовое расстройство), диагноз, прекрасно подходящий для того, чтобы проиллюстрировать сложности и с DSM, и с доказательствами.

Дания расширила критерии, применяемые для диагностирования и лечения солдат, страдающих ПТСР. До 2013 года солдаты должны были заявить об имеющихся у них симптомах ПТСР в течение шести месяцев после своего последнего пребывания в зоне боевых действий, чтобы иметь право на получение помощи. Проблема состояла в том, что значительное число солдат сообщало о первичных симптомах лишь много позже. Отвечая на вопрос об этой проблеме на радио в декабре 2012 года, министр здравоохранения Дании подчеркнула, что закон был написан с учетом научных доказательств. Под нажимом репортера министр заметила: “Я не врач и поэтому не в состоянии предложить какое-либо решение”. Репортер продолжал оказывать давление, пока министр не призналась, что как частное лицо она чувствует, что наш долг помочь солдатам, даже когда первичные симптомы проявляются у них много позже установленного законом 6-месячного срока. Министр заявила, что выяснит, есть ли у науки иное мнение по данному вопросу.

Если вышеизложенное не представляет собой научное доказательство, оно является доказательством тому, что в реальной жизни наука, политика и субъективность находятся в непрерывном взаимодействии друг с другом. В этом взгляд министра расходится с мнением современной науки. Сможет ли она теперь подыскать научное решение, более соответствующее ее запросам – политическим и личным? Подумать только, но несколько месяцев спустя желаемое доказательство было предоставлено.

Прошло еще несколько месяцев, и закон был принят в новой редакции. Новый министр, как и ее предшественник, снова подчеркнул, выступая на телевидении, что закон был пересмотрен на основании самых последних научных доказательств. И на разительном контрасте – следующий новостной ролик, показывающий активистов, радующихся тому, что им удалось убедить политиков изменить закон. Большинство получило то, что хотело, министр – соответствующие научные доказательства, а активисты (также, как и многие другие) были услышаны, и закон изменен.

Ссылки на науку имеются повсюду. Третий Рейх считал себя самой научной социальной системой, которая когда-либо существовала, а на Абу Бакр аль-Багдаду его последователи ссылаются как на доктора наук по исламу. В нынешнее время наука ссылается преимущественно на естественные науки. Они играют роль маяка в бурном море многочисленных духовных движений и сомнительных идеологий. За последние несколько столетий наука внесла значительные изменения в нашу жизнь. Многие из них оказались изменениями к лучшему, в любом случае достаточными, чтобы побуждать людей время от времени подчинять свои впечатления, желания и фантазии научной дисциплине, необходимой для получения достоверных и действенных знаний о мире. В последние десятилетия концепция научных доказательств активно возрождается. Это движение вначале распространилось среди медицинских работников как доказательная медицина. Идея заключалась в том, чтобы обеспечить возможность лучше отличать практику непроверенной научной обоснованности от того, что на самом деле работает в лечении.

Но даже здесь есть свои недостатки, когда ссылки на науку используют для того, чтобы затушевать или избежать решения назревших ненаучных вопросов. Вышеприведенный пример из Дании говорит о том, хотя и относительно безупречно, по крайней мере до известной степени, что в обладании властью нет общего человеческого инстинкта подчинить принятие политических решений рациональности науки. И все же нынешнее увлечение доказательными практиками проливает новый свет на то, как трудности, с которыми сталкивается человек, регулируя вечное взаимодействие между желаниями, фантазиями и реальностью, стремятся сообщить научной деятельности ложный изгиб. Эта проблема составляет суть психиатрического DSM, великого и ужасного Руководства по диагностике. Хотя ПТСР часто считается уникальным среди психиатрических диагнозов, в частности из-за важной роли, которую в нем играет этиология, он, тем не менее, является хрестоматийным для DSM, не только когда речь идет о правильном и неправильном использовании диагнозов, но и в том, что касается науки.

Далее: DSM в пяти редакциях

2014-11-07